Точка замерзания кризиса

Первоначальная нервная реакция на неожиданное столкновение с новой реальностью и присущий ей лихорадочный активизм, когда «надо срочно что-то делать», явно спадает. Что, может быть, отчасти и хорошо, поскольку на нервах далеко не уедешь и качественной стратегии выхода из кризиса — будь то на уровне государства или на уровне своей частной жизни — не выработаешь.

Однако на смену первоначальному мобилизационному импульсу все более явно приходит вполне ожидаемая апатия и даже традиционный пофигизм.

Технически антикризисные меры принимаются и будут приниматься, но все меньше ощущение, что граждане ждут каких-то невероятных и спасительных подвигов от власти. Как только закончится затяжной прыжок рубля на дно, а правительство произведет уже обещанный пересчет параметров бюджета, кризис может окончательно приобрести черты такой вот «новой стабильности» без ежедневных горячих новостей, потрясений и принципиальных изменений ситуации. В этой новой стабильности надо будет просто выживать, крутиться, сохранять по возможности спокойствие и ждать, что «и это тоже пройдет».

Для сохранения социальной и политической стабильности в период кризиса такое положение вещей будет, опять же, очень даже удобно и выгодно. Тем более что какое-либо бессмысленное и беспощадное «вторжение масс в политику» действительно опасно и вряд ли может привести к чему-либо хорошему.

Что нового появится и появится ли вообще в том самом столь обсуждаемом сегодня общественном договоре, который действует еще со времен 90-х годов — с некоторыми изменениями и дополнениями образца «тучных лет». Договор этот всегда состоял в пакте невмешательства власти и общества во внутренние дела друг друга при изрядной взаимной безответственности и недоверии. А являющаяся важнейшим принципом этого договора пассивность общества была закреплена «дополнительным соглашением», в соответствии с которым разбогатевшее в последнее время государство дало гражданам некие дополнительные гарантии и повышенные обязательства социального патернализма, а также расширило возможности кредита и, соответственно, свободу пользоваться благами потребительского бума.

Конечно, сейчас, в период кризиса, то дополнительное соглашение оказалось под угрозой, однако оно продолжает действовать на базе несколько видоизмененной системы массовых ожиданий и надежд. Социальные настроения по поводу выхода из кризиса начинают концентрироваться на том, что государство должно всех спасти. И что, может, через годик ситуация выправится и должно начаться восстановление именно докризисной ситуации и соответствующих экономических параметров договора между властью и обществом.

Так что вероятность пролонгации договора на порядок выше, чем возможность каких-то его изменений.

Государство также не имеет ничего против такой сугубо патерналистской и весьма выгодной логики взаимоотношений.

Кроме того, власть не очень-то и рассчитывает на то, что в лице общества можно обрести некий дополнительный ресурс, и уж совершенно точно общественная и предпринимательская энергия пока не видится как новая палочка-выручалочка для страны на замену так подставившему нас его величеству баррелю.

В результате модель преодоления кризиса и выхода из него стремительно оформляется сейчас вокруг трех принципов. Во-первых, общество (включая и бизнес) является объектом антикризисного управления, а не субъектом усилий и партнером государства в этом деле. Во-вторых, субъектом борьбы и, соответственно, будущим «победителем кризиса» является государство и, в частности, бюрократия. И, в-третьих, будущий монопольный победитель кризиса будет в одностороннем порядке перезаключать или пролонгировать договор с обществом.

Ставшая уже классической максима «не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас; спросите, что вы можете сделать для своей страны» предполагает не только фундаментально важное деятельное желание народа сделать максимум возможного. В ней содержится и не менее важное желание государства разделить с обществом как с партнером плоды будущих побед над трудными временами.